009 - 010

1.      otchitchina

Это одинокая немецкая женщина (характерно - топлесс)) 14 февраля, бухает одна на пляже - нет у неё Валентина: на шее горит её невостребованное сердце, на спине - силуэт выдуманного или бывшего мужчины.
Одним словом, иллюстрация к Валентину: одни бухают, другие фоткают и постят на ФБ букеты))

 

2.      bess_burns

 

Старик и море.
Дама и бутылка.
И лишь акулы и крокодилы
В подводном мире
Ведут здоровый образ жизни.
А сакура конечно же цветет,
И позже будет облетать,
Не шар земной, но лепестками.
Мораль и смысл ищите сами.

 

3.      bergberg

 

У джинна, который живет в бутылке, тоже бывает отпуск.

 

 

4.      schofonja

Бобыль Борис был большим, богатым. Бил "Бьюики" безбашенно, бойко будоражил баб. Бражкой баловался, бутузил ближних беспамятно. Басурманил.
Берегом босиком бегал, бесновался.
Булыжники бередил беспощадно. Бултыхался бессильно, бурчал, бранился. Брызгался.
Болтом бедолага - бульк!
Бесполезность богатства...
Бестолковость бытия Бориса...

 

5.      3_14sklya

 

Вдова востоковеда Вольского, Вера Витальевна , восхищаясь Волгой , выпивала . Величественно восседая , вспоминала , вперив взгляд в воду . Вечерело . Время вышло . Всё выпито .

 

 

6.      hic_sunt_leonis

 

И опять ноябрьское утро встретило Петровича холодом и серостью.
В горле скребло, в голове шумело, и Петрович решил не ходить на работу, а как следует подлечиться.
Лечился Петрович исключительно горячей Бехеровкой.
Пригревшись на диване, он с умилением вспоминал яркие летние деньки у озера, где он поджаривался до шипения на любимом сером валуне, а потом с разбегу кидался в прохладную воду...
Нестерпимая реальность воспоминания заставила Петровича внезапно вскочить с дивана, мигом одеться и выскочить из дому. Не забыв, конечно, Бехеровку. Куда ж без неё зимой.
Озеро в ноябре выглядело как черно-белый снимок лета.
Только пустая бутылка от Бехеровки ярким изумрудным пятном оживляла пейзаж.
Мелкие волны разбивались об одинокий валун, слизывая с песка последние следы Петровича в этом мире.

 

7.      lana_ustinov

 

Потемнело сине море, ничего рыбка не сказала (только хвостиком махнула), и ушла в пучину морскую. Вернулся старик и увидел - бутылка недопитая стоит, ан старухи нет как ни бывало.

8.      lelka_moving

 

Ему было около 40. Ничем не примечательная внешность, лишний вес, первые морщины, мешки под глазами. Ничего не достиг, непыльная офисная работенка не в счет, она позволяет только платить за съемную квартиру, даже на ипотеку не хватает. В последнее время ему стало трудно обманывать даже самого себя, что все еще впереди, что он еще ого-го, что будет еще в его жизни и солнце, и морской пляж с белым песком, и щебет любимой женщины рядом, и визги их купающихся недалеко детей. Он часто приходил на этот берег речки, от дома недалеко, на маршрутку тратиться не надо и летом можно подставить уже далеко не такое упругое, как хотелось бы, тело ласковым солнечным лучам. В последний раз он пришел на это место поздно осенью. Лес на другом берегу уже не шуршал золотом листвы, холодный ветер проникал под одежду и заставлял кожу покрываться мурашками. Глотнув из принесенной с собой бутылки, он внезапно разделся и вошел в воду. От обжигающего холода перехватило дыхание, но он продолжал идти вперед, а потом поплыл. Какое-то время волны от его суматошных неумелых грешков достигали берега, потом вода успокоилась. На другом конце города из дома вышла женщина, которая должна была, но уже никогда не станет, счастьем всей его жизни.

 

9.      lgabriel

 

Хорошо на бережку-то. Камень горячий, солнышко печет, вода синеет и струится... растекаешься маревом, миражем.... только бутылка и остается реальностью

 


rada_maslova

Иван Василич всю жизнь вел здоровый образ жизни, с детства так привык. Сначала спортшкола, потом в институте плаванием занимался, достиг хороших успехов даже, все хвалили. В институте же встретил он свою жену, Исиду Федотовну, на тот момент хрупкую, нежную и недосягаемую, как эдельвейс. Он ее так и называл - мой Эдельвейс, после свадьбы уже. Сначала добивался долго, носил цветы, водил в кинотеатры и возил к озеру Изумруд, закатами любоваться. Так они в счастьи прожили много лет, вместе зимой на лыжах ходили, летом на море ездили, увлекались туризмом очень. Детей народили, трех, их тоже всячески приучали любить родную природу и здоровый образ жизни вести.
А потом Исида Федотовна умерла внезапно. Это случается с женщинами когда им уже семьдесят с хвостиком лет. Иван Васильевич пришел к озеру Изумруд, один, сначала плавал долго, нырял, будто смыть с себя хотел горечь утраты. А потом выпил один коньяка бутылку, да и ушел, чтоб никогда больше к озеру не возвращаться. Нечего ему там делать, раз не цветет больше нежный и хрупкий цветок Эдельвейс.
 dhyul

Sir John Fowler has been enyoing a splendid academic career for the most of his life. Financial complications related to early retirement have forced him to think of practical implications of his research field. We all admire his development of Diogenes doctrine. Since that, no large ceramic jars are required for sleep. If you see an emtpy bottle at a Majorca beach in the evening, please be cautios: you may unintentially disturbe Sir John.
 

- И где ты их берешь? - Василич вертел в руках толстостенную зеленую бутылку, с замшелой этикеткой, на, кажется, португальском языке.
Петрович пригубил из маленькой граненой стопочки ликер, в котором помимо явной вишни было и еще что-то… очень португальское. Ликер был очень хорош и Петровичу захотелось, наконец, рассказать, поделиться хоть с кем-то.
- Ты Пушкина читал? Вот я рыбку золотую поймал.
Василич даже оторвался от этикетки от неожиданности.
- Да, сидел на море-окияне, удочка, жара, хоть и утро. Клюет. Вытащил – а там такое чудо рыбное, что подумал, снится мне. Не иначе. Она и упрашивает, да все по писаному, мол отпусти, откуп дам.
Ну, я не растерялся, говорю – чтобы мне всегда бутылка была. Рыба сначала всё Столичную носила. А теперь на ликеры перешла.
Василич аж крякнул от удовольствия – И ничего делать не надо?
- Нет! Прихожу к тому камню, где поймал, там меня бутылочка уже дожидается.
***
На следующее утро Петрович подошел к камню в знакомой бухточке. Бутылка была залита сургучом, опечатана волнистой печатью. Внутри обсыпанная радужной чешуей записка – «Ну ты и трепло, Петрович!»